[PSOHD]

название : воспоминание
автор: nagiko
пейринг: выдуманный перс/папа Ди(мелкий)
Рейтинг: NC-17(за мат)
Жанр: ангст, POV Ди
Ворнинг: смерть персонажа

что не успела написать на 4-й этап, по картинке 9(Папа Ди и кельпи)


значание имен
Акено-ясное утро
Кен-здоровяк
Моширо-широкий
Монтаро-большой парень
Канае-усердный

Я сидел на ступеньках Токийского университета и пил чай. Конечно, пластиковый стаканчик, это не чашка, руки немного жгло, но все равно, мне было удивительно хорошо. Может оттого, что я отстоял свое право изучать историю, может оттого, что солнышко было удивительно ярким и нежным сегодня, может оттого, что до начала занятий еще неделя и весь город в моем распоряжении. Тень загородила мне свет, и я открыл глаза.
Встрепанный, в нелепой оранжевой футболке, с ядерным грибом, и подписью «Скорбим по Хиросиме», черными, нежными, чуть смущенными глазами. Он просто сел рядом и все. Хм. Может мне уйти?
- Акено
-Ди
Он вынул красный листок, слегка отвернулся от меня, и начал что-то выводить кисточкой.
Я был заинтригован. Зачем было садится со мной, если нельзя смотреть что он делает? Ведь почти вся лестница свободна! Акено свернул из листа журавлика и протянул мне.
Я взял. Развернул.

И ясное утро
Вернется на ступени
В воскресенье
Полуденная тень вьется
До парка Хама рикю

Меня пригласили на свидание, причем самым вежливым и изысканным образом.
Я кивнул, свернул журавлика обратно и спрятал за пазуху. И тогда он встал и поклонился мне. Молча. А затем развернулся и ушел. Дивный парень, забавный. А имя особенно чудесно. Акено - значит ясное утро. Утро, насквозь пропитанное солнечным золотом, как дорогой бисквит спиртным. Утро, с алыми отблесками восхода, как красная вишенка на торте. Хмельное имя, дивное. Акено. Три стука сердца.

Это было два месяца назад, наше первое свидание. Теперь Акено забегал ко мне на переменках, провожал до дома, казалось, он был решительно везде. То возле буфета сунет мне в руку открытку, то прямо в аудиторию принесет конфеты, а то, шагая по коридору, вытянет лист бумаги, и свернет зверя. Лошадки, жирафы, голуби, слоны. А на начало учебного года он склеил мне фонарь. Он увлекался оригами, мой Акено. А я таял. Казалось, что сердце плавится радостью, течет и стучит сильно-сильно, то в пятках, то на кончиках пальцев, то в затылке. И вырывается птицей, так свободно, так легко. Мне было почти шестнадцать лет, и я был влюблен. До чистого, хрустального звона ручьев, я пел в его руках. Я был влюблен, и я не боялся пораниться.
Чаще всего мы гуляли в парке Хама рикю, месте нашего первого свидания. Он так угадал, пригласив меня туда, это ведь почти у самого моего дома! Я любил это место, и старую виллу клана Мацудайра, тоже любил. Мы выходили на станции Симбаси, шли есть бенто, потом чинно вышагивали по улице, даже не касаясь, друг друга, просто рядом, мимо офисов, бесконечных ресторанчиков и магазина отца. И только зайдя в парк, наши руки сплетались. Мы целовались, и я дрожал, прижимался к нему крепче, ближе. Он был такой забавный, мог погладить прядку моих волос, свернувшуюся на рукаве его куртки. И я любил его. Я был упоительно счастлив.
Мы были на вилле клана Мацудайра с экскурсией, естественно не слушали, а жались по углам, что бы легко провести губами по губам, рукою по спине, груди. Мы отстали намеренно, и когда Акено уткнулся спиной в дверь с надписью «служебное помещение», я повернул ручку. Не заперто. Какой-то коридор, две двери и одно окно. И никого. Акено вжал меня в дверь, я потянулся к его губам, но он чуть отвернул лицо, чтобы ткнуться мне в ухо.
- Ты же понимаешь, как сводишь меня с ума? Понимаешь? Приедешь ко мне завтра? Пожалуйста, Ди.
- Приеду. Я наклонил голову, подставляя ему шею под поцелуи.
Мы так увлеклись, что звук выстрела не успели осознать, вздрогнув только от грохнувшей о стену двери.
И как кошмар, двое плечистых мужчин, и еще один, с перекошенными брезгливой ухмылкой губами, и пистолетом в руке. Он просто поднял его и выстрелил. А я упал, не в силах удержать Акено, он улыбнулся и прикрыл глаза, сердце его, всего дважды ударило в мою ладонь и остановилось. Я не успел испугаться, не успел осознать или закричать, все, что я мог вспомнить потом, это алую кровь на своих руках. Меня ударили по голове, и сознание отключилось. Я помнил только кровь, алую, теплую, как дыхание возлюбленного.
Очнулся я от холодной воды, она, казалась, была повсюду. Забралась под чионгсам, в носоглотку, в легкие. Я закашлялся и открыл глаза. Каменный мешок подвала, мои руки связанны за спиной, сам я мокрый, лежу на полу, а между моих раскинутых ног стоит щуплый мерзавец, отнявший Акено.
- Ну, здравствуй, красавица. Что бы у тебя не возникло иллюзий, по поводу своей никчемной и жалкой жизни, скажу сразу, грех убивать такую цацу. Таких, как ты, нужно трахать до потери пульса, что б даже стонать не мог. И не нежничать, как твой мертвый приятель, а так ебать, что б яйца звенели. Давай Кен, покажи ему. А что бы ты был посговорчивей, мы тебе таблетку дадим, розовую, и сразу будет все в порядке. К обоюдному удовольствию и согласию.
Они даже не стали разжимать мне зубы, просто пнули в живот, и рот открылся сам. Два пальца толкнулись в горло, и я рефлекторно глотнул. Казалось сам воздух стал вязким, выталкивая меня в безвременье. И не имело больше значения как исчисляются удары моего сердца. Время умерло.
- Шлюха не должна лежать под клиентом с перекошенной рожей, правда, Маширо? Такой наркоман и дешевка, как ты, должен с радостью сосать и подставлять свой зад, таким важным господам как мы. А ты губы скривил, будто брезгуешь. Нехорошо.
- Довольно трепаться, Кен, тащи цацу на стол, там мы ему тактильно объясним, кто он есть на самом деле. И учти, красотка, это только в первый раз скотину ласкают, что бы впредь сговорчивей была.
Наркотик расползался по моему телу удушливой волной, противной и липкой, как болезнь. Мне казалось, что это все происходит не со мной, что вот сейчас получится вытолкнуть эту дрянь, и все будет хорошо, я заберу Акено, и мы пойдем домой.
С меня сдернули штаны и туфли, усадили на край стола и задрали чеонгсам.
- Ай, как не хорошо! У нас уже давно стоит так, что хоть гвозди заколачивай, а цаца мягкая, будто не нравится! Держи ему голову, Кен.
Кен держал меня за челюсть, не давая закрыть рот, второй рукой он сгреб волосы на затылке, голову было не повернуть. А Маширо, заталкивал свой язык мне в рот, и у меня ни как не получалось заставить его прекратить, на каждую мою попытку вытолкнуть язык, он входил глубже. Руки Маширо, прижали мой член к его, и скользили, вверх – вниз. У него были скользкие руки, противные. И я задыхался от стыда в этих руках, по тому, что моему телу это все очень и очень нравилось. Наверное, я бы сошел с ума, просто мне повезло, дверь распахнулась, грохнув о стену.
- Скорее, хватайте парня и тащите с собой, сам господин Канае, изволит проверять, как мы мертвяков топить будем.
- Его то с собой зачем? Пусть тут посидит, от эрекции помается.
- Идиоты! Стоит у него не в последний раз, а возможности полюбоваться, как от тела его полюбовника избавляются, больше не будет!
Парни матерились и запихивали члены обратно в брюки. Меня одевать никто не собирался, так со связанными руками и без штанов выволокли из подвала наружу. От свежего воздуха и дыхания реки Сумида, мне удалось, наконец, отчистить кровь от наркотика. Я тихонько засмеялся, чувствуя как кельпи, откликаются на мой зов.
- Заткни шлюху Монтаро, и отчитайся.
- Да, господин Канае-сама.
Хлесткая пощечина сбила меня с ног, но смеяться я не перестал. Я смеялся, когда вода выплеснулась на берег, смеялся, когда прозрачная, текучая масса обретала кости и плоть, смеялся, когда черные кони шли под пули и проламывали людские черепа. И я плакал над телом Акено, прижимался к нему и не как не мог согреть.
Среди кельпи пострадавших не было, что и не удивительно, не возможно пристрелить речное течение. Лошади собрались вокруг меня, тыкались мягкими губами в спину. Теплыми, живыми мордами лезли под руки, пытаясь оттащить от Акено. Вот тогда я и понял, что он мертв. Слезы высохли, и холод донимавший меня отступил. От ненависти разливавшейся по крови, неприятно резало глаза. Но на одно мгновение, я даже испытал счастье, потому что понял, ненависть – жаркое чувство, она согреет меня. И я ни когда больше не буду корчится от боли, над телом любимого существа. Пусть в моей жизни не будет счастья, мира, исторического факультета, пусть больше не будет моей юности, не будет возлюбленного, но я не позволю себе сломаться. Не позволю выть и горевать, заламывать руки и прижимать к сердцу того, кто уже мертв. В отличие от меня. И теперь мне есть, за кого мстить, ради этого стоит бороться за каждый свой вздох. Не оглядываясь на сожаление и стыд. Не оглядываясь, на два упоительных месяца и проклятую усадьбу клана Мацудайра.
Я забрался на спину к ближайшей кельпи, прижался к шее и поджал ноги. Остальные обернулись водой, окутали Акено, и утянули по воду. Я проехал мимо кровавых ошметков и бочек с токсичными отходами, мимо мертвого полицейского. Я стремился к реке.
Вода смыла кровь, с моего Акено, его лицо под водой казалось спящим, а не мертвым. Я смотрел, как теченье несет его, раскинувшегося под копытами кельпи, смотрел на свое отражение, льнувшее к его плечу, и не мог проститься.