не в челлендж

[PSOHD]

зато про Ти-чана и Тен-чана. Увы, без животной страсти.

Автор -Amarga
Название - "Вы так похожи"
Жанр - фиг его знает. Переживания по поводу и без повода(по большей части мои
Герои - Ти-чан, Тен-чан, Пон-чан, Хонлон, граф (но он молчит), Леон(говорит несколько злобных слов)
Предупреждения - чессговоря, винегрет получился, с не слишком внятной идеей.


Он опустился на колени там, где стоял. Прямо на палубу, влажную от облачной росы. Сгорбился, повернувшись спиной к своим зверям, лицом к глухим доскам борта.
- Как же так? – прошептала Пон-чан потрясенно. – Почему? – Всхлипнула, и снова, с истерической девчачьей ноткой в голосе: - Ну почему?!
Ее маленький друг ушел сам, а этого – этого граф прогнал.
Граф толкнул его в грудь, он выпал в небо, и облака, только что державшие человека навесу, разомкнули ладони.
Тетсу слушал, как малявка плачет, обиженно, самозабвенно, как плачут дети, точно зная, кто есть виновник их горя. Слушал, как Сюко всхлипывает вместе с ней, а Канан и Дзюнрей спорят яростным шепотом:
- Человеку не место в ковчеге, нечего ему здесь делать, пусть валит в свой вонючий город!
- Он не просто человек! Ты сама это знаешь!
- Он такой же, как и все! И братец его такой же. Все они одинаковые.
- Он мне не кто-нибудь! Он мне почти мать! И тебе. И Сюко. Граф сам сказал! И я это помню!
- Какая он, к дьяволу, мать! Это мать-кукушка! Он, небось, и думать о нас забыл!
- Не забыл! Если бы только граф ему про нас сказал...
А граф сидел спиной к ним ко всем. До него было шагов тридцать пустой палубы, а тетсу почему-то казалось, что очень далеко, очень-очень далеко, не докричаться, не дозваться, руками не домахаться, ногами не дойти. Тетсу все-таки крикнул, позвал графа по имени, но ветер сшиб его голос, словно мяч, и отбросил в сторону, в толпу притихших зверей. На зов обернулся Тен-чан, не граф.
Обернулся, покачал головой. Тетсу коробила эта его понимающая полуулыбка, более чуждая, чем знаменитые улыбочки графа. Губами графа улыбалось божество, губами тенко – вечность. Чувствуя себя маленьким и глупым, тетсу поежился, потер ладонями голые плечи и вздохнул.
Он не знал, что делать. У него болело в груди, и жгло в глазах, ему было страшно жалко рыдающую малявку, Хонлон, спорящую саму с собой, окаменевшего графа и себя, любимого, непонятно почему. И дурака Леона, улетевшего кверх ногами в синеву тоже было жалко.
Его, пожалуй, жальче всех.
Тетсу очень долго терпеть Леона не мог. Даже после того как обнаружил, что искренне привязался к его младшему брату, Леон продолжал его раздражать, злить и провоцировать. Что в нем граф нашел? Что в нем нашел Крис? Ладно, что нашел Крис – понятно, все-таки брат родной, у людей очень сильна родственная связь. Но граф-то зачем привечает это человеческое недоразумение? Ведь ни уму, ни сердцу, только на обед годится, да и то, разве что с голодухи...
«Дело в том, что вы слишком похожи» - сказал однажды Тен-чан, улыбнувшись той самой понимающей улыбкой, от которой становилось не по себе. «Невоспитанное чучело с идиотской ухмылкой, которое так тебя бесит, отражается в зеркале, приятель».
Нельзя сказать, что это откровение Ти-чану понравилось, но у него хватило ума признать, что так оно и есть. Слишком похожи. Только Леон постарше. Зато он, Ти-чан, бесценная редкость и раритет.
«Вы похожи больше чем братья»
Это тоже правда. Крис... Крис ушел. Он выбрал людей и ушел к ним, точно так же, как некогда ушел у людям индийский мальчик, воспитанный волчьей стаей (Ти-чан не так давно прочел «Маугли», впечатлился и огорчился: они все одинаковые, даже лучшие из них, Дзюнрей права. Мы им нужны только как еда или украшение интерьера). Леон же, перешагнув борт, спросил: «Куда мы летим?»
«Мы»! Он собирался лететь с ними. Он хотел остаться. За одно это тетсу простил ему все пинки и ругань.
Но граф столкнул Леона вниз, и вот теперь сидит на пятках, спиной ко всему миру, и спина эта выражает предельную степень отчаяния. Ти-чан не привык оценивать поступки графа, но сейчас он был почти уверен, что граф совершил ошибку. То есть, граф все сделал как надо, но почему-то результат оказался неправильный. Не укрепил позиции, а наоборот, пробил брешь, и теперь в брешь эту тоскливо свистит ветер.
Слушая свист пустоты, на корме завыл кто-то из щенков.
Граф вскочил, вцепившись в лакированный брус перил, перегнулся в облачную бездну. Волосы его взлетели черным пламенем, рукава заполоскались, вся фигура задрожала, замерцала на ветру, как деревце в бурю. Он же сейчас выпрыгнет!
Тетсу хрипло мяукнул и бросился вперед, и тотчас сзади его схватили чьи-то сильные руки.
- Не надо, - шепнул на ухо тенко. – Не мешай ему.
Но момент прошел.
То ли граф услышал шум за спиной, то ли вспомнил о подопечных – обернулся, цепляясь за борт. Тетсу мельком глянул ему в лицо и зажмурился: смотреть невозможно. На обратной стороне век застыла картинка – тысяча звериных очей, отразившихся в широко открытых глазах ками, и в этой тысяче – его собственный, умоляющий взгляд.
Прошелестели шаги – граф прошел мимо, к дворцу под мачтой. Прямая, как копье, спина, ровный шаг, слепое лицо, мокрые пятна на коленях. Дверь открылась – и закрылась изнутри.
- Отпусти меня, - буркнул тетсу. – Все уже. Он все равно не спрыгнул.
Лис развернул его к себе.
- Разберись, приятель. Ты хотел этого или не хотел?
- Какая теперь разница?
- Это очень важно. Знать, что ты на самом деле хочешь.
- А ты-то сам знаешь, что хочешь?
Пауза. Лис рассматривал тетсу, будто новинку какую-нибудь, а тетсу в ответ рассматривал его не менее нагло. У тенко была угловатая мальчишечья мордашка, подведенные глаза, пятнышко между бровей и длинная белая коса. А еще – дурацкий костюмчик из кожзаменителя, еще более дурацкая шифоновая рубашка, а на груди зачем-то болтался большой серебряный крест.
Тен-чану нравился образ безбашенного подростка, хотя сам он подростком не являлся уже десять сотен лет. Тетсу, подросток всамделешний, это знал, но все время забывал. Кроме редких случаев, таких как сегодня, когда девятихвостый лис словно перехватывал нити судьбы, позволяя или не позволяя событиям свершиться. Когда тетсу чего-то не понимал, он терялся, а когда терялся, становился агрессивным.
- Че молчишь?
- Истинные желания, - улыбнулся лис, - у всех живущих удивительным образом схожи. Только на первый взгляд они кажутся разными. Но любой из нас желает, чтобы его любили. Любовь подтверждает существование, если тебя любят – ты существуешь.
- Но ведь граф...
- Граф знает, что его любят.
- А Леон?
- Леон. – Тенко задрал голову, глядя в зенит, в исчерна-синее небо, по которому чертила бесконечную диагональ светлая мачта корабля. – Леон. Леон.
- Ну да, Леон?
- Он все сделает сам. Он сам найдет свое счастье. Он, знаешь ли, не нуждается в костылях. Редкий упрямец этот Леон. В нем есть вигор, жизненная сила, такая, что... – лис, жмурясь, покачал головой. – Он все сделает сам. Ну, что ты так смотришь? Как бы ты поступил на его месте?
- Как? Пошел бы искать. Носом бы рыл. Да я бы весь мир наизнанку вывернул, но нашел бы... того, кто мне нужен. Или сдох бы к чертовой матери. Но только фиг два я так просто сдохну! Хренушки, не дождетесь. Где бы он ни был, я его найду!
Тенко покачал головой и снова улыбнулся. Ветер трепал дурацкую шифоновую рубашку, выбившиеся из косы пряди змеями метались у него над головой, пятнышко меж бровями багровело как ранка. Однако в кои веки улыбка вечности не обескуражила тетсу, а наоборот, раззадорила. Он набычился, склонил голову и направил на собеседника рога:
- Да! Я все сделаю сам. Мне не нужны костыли. Я все сделаю сам! Тьфу!
Выплюнув волосину, попавшую в рот, тетсу с вызовом уставился в спокойные, внимательные лисьи глаза.
- Видит небо, - тихо сказал Тен-чан. – Я был прав. – Узкая ладонь погладила тетсу по щеке, убирая лезущую в лицо гриву. - Как же вы похожи...

*

Далеко внизу, не здесь и не сейчас, в другом мире, в городе из стекла и бетона, человек на больничной койке открыл глаза.
- Где Ди?
- Мы не нашли тела, - сказали ему, - ни одной капли крови, ничего. Только вот это.
Человек развернул уже потертый на сгибах лист. Каляка-маляка, детский рисунок, самая точная, самая надежная улика, доказывающая, что все это было, было, было...
Красный цветок, черным карандашом – волосы, алая линия, изогнутая вверх – улыбка божества. Желтый лохматый одуванчик, две синие точки, черная загогулина в кулаке (револьвер, однако!), грозная рожа – он сам. Другой одуванчик, поменьше, и еще один, с кудрями, малиновое чучело с рогами и с не менее чем у него грозной рожей, ушастая кракозябра с крыльями – все мы.
Взгляд вернулся: аленький цветочек, черные волосы. Улыбка, что теперь будет сниться ему каждую ночь.
- Глупый сукин сын.
Человек перевел взгляд в окно, на серое городское небо. Там, за облаками, невидимая глазу, сияла синева.
В синеве парил корабль, то горящий как пламя, то тающий как тень.
Как ты говорил? Мы как мотыльки, летим на огонь? О`кей, так оно и есть. Летим. На огонь. Я тебя все равно найду, чего бы мне это ни стоило, сукин ты сын. Где бы ты ни был, я буду тебя искать.
Пока я знаю, что где-то он горит, твой огонь.